Книга запугивала большим объемом (почти 900 страниц) и отсутствием аудиоверсии, но у нее были такие завлекательные отзывы, что пришлось взять и читать глазами. Ни разу не пожалела.
Для начала это очень необычный мир. Насколько он необычный, становится ясно только в конце, но и с самого начала мир, где ветер всегда дует в одном направлении, вызывает массу вопросов. И дует он практически всегда. Почему так? Откуда он дует? И вот уже тридцать четвертая Орда идет против ветра, всегда против ветра, чтобы разобраться с этим вопросом. Орда состоит в основном из людей, которые с шести-семи лет учились в специальном заведении, чтобы потом стать Ордой. Заведение само по себе было испытанием, где самым частым наказанием за ошибку была смерть учащегося, но тяжело в учении - легко в контре. У каждого из Орды своя роль, каждый мастер в своем деле и незаменим.
Книга оформлена как записи разных членов команды. Тем, кто способен достаточно грамотно складывать буквы в слова, как Сов, например, официальный летописец этой Орды, или Караколь, трубадур, предоставлено больше возможностей высказаться. Поэтическое испытание, которое проходил Караколь, было потрясающе, представляю, как умучались переводчики )) Часто даже по языку можно понять, кому дано слово. И характеры разные, и мотивы, которые до сих пор держат людей в Орде. Это помимо тех привязанностей, которые возникли между ними за почти три десятилетия контра.
читать дальшеЧитатель встречает Орду, когда они уже далеко не новички, уже пройдена большая часть пути, но впереди ждут наиболее серьезные испытания. И да, без смертей не обходится. Оставшиеся учатся жить с потерей и идут дальше. Препятствия им составляют не только природные явления, но и люди. Как обычно, нет единства, и кто-то не хотел бы, чтобы они дошли.
Мир приближен к средневековью, но очень своеобразному. Поскольку ветер там - главное определяющее, то очень неплохо развилось все, что может быть с ним связано. Есть даже летающие корабли, но на них нельзя дойти до источника ветра, и по техническим причинам, и по правилам Орды, и вообще, к самой сложной части надо подходить подготовленными и тренированными, а еще у них трассер - долбанутый фанатик. Так что даже не подвезли. Есть специальные значки для записи ветра, и периодически они встречаются в тексте. Выглядит почти как музыкальная фраза. Когда начинают рассуждать о ветре, появляется ощущение, что говорят о физике волн, причем на таком, совсем не примитивном уровне, хотя и с примесью местной фэнтези.
А еще там обратная нумерация страниц.Цитаты
— Монотонности не существует как таковой. Она не более чем симптом усталости. Каждый может узреть разнообразие прямо у себя под ногами, если только ему достанет силы и проницательности.
— Чем выше внутренняя скорость, тем сильнее пространство сжимается в направлении движения и тем больше растягивается, размывается время, как, например, промежуток между двумя ударами сердца.
— Это я все знаю, и что? Какое отношение это имеет к возрасту Тэ Джеркка?
— Внутренняя скорость исходит из дыхания, хоть и не исключительно, конечно, но в какой-то мере — я имею в виду из твоей манеры вдыхать и выдыхать воздух, из того, как ветер заныривает внутрь и циркулирует по телу, с ускорением или эффектом центрифуги или, наоборот, в замедленном темпе. Некоторым удается увеличить исходную скорость раз в десять, они могут согнуть ламинарный поток, свернуть его в воронку внутри себя. Это называется силой изгиба траектории, или попросту эффектом воронки. Если одаренному мастеру, такому как Тэ Джеркка, например, удается освоить эту технику достаточно рано, то его биологическое время начинает протекать медленнее по сравнению с другими людьми. Его костям, органам, мускулам может быть не больше сорока в вихрях, но выглядит он при этом на восемьдесят… Потому что кожа все равно стареет по-ламинарному.
Звук, раздающийся из Двери, создает все сущее. Он создает мир, по которому мы ходим, все, что располагается на этом мире, все, что по нему передвигается и что на нем живет. Ветер — это форма звука, быть может самая линейная и лучше смодулированная, но все же не единственная. Дождь тоже форма звука. Звезды и облака, цвета и каждый зверь, крадущийся в ночи, растения, что прорастают со стрекотом, каждый камень, тихонько бурчащий на неуловимой для нас волне, — все это форма звука. Взрыв ничего не разрушает, он зарождает. Он порождает звуки. Звуки разлетаются и ложатся пыльцой, разлетаются и опускаются на землю, разлетаются и сворачиваются в круглый окрик во впадине, что именуется ушами. Зовите их зернами.
Я думал, Караколь нас вытащит из этого оцепенения, выдаст сказку на ночь. Он встал, откашлялся водой и рассказал (на две минуты) историю о Лапсанском паромщике (из серии историй перед сном, чтоб хорошо спалось: какой-то прозрачный тип с ногами из дождевой кожи, который бродит повсюду со своим лезвием из чистой воды и голову тебе срезает ровнехонько по плечи…)
Леарх думает, что стекло — высшая точка кристаллизации времени, то есть воплощенная память. Я думаю, что память, скорее, как слитки в его горне, как ковкий податливый металл, способный принять любую форму, что она не неподвижна, а напротив, бесконечно пластична, она растягивается, сжимается и плавится в зависимости от нужд рассудка. Стекло же — просто застывшее, недвижное время. Оно больше не может течь, а потому находится вне времени. Это скопление отдельных моментов, отрезанных от прошлого и будущего. Застой, стазис. Стекло хранит, но не имеет памяти. Помнить может только то, что может двигаться, струиться.
Время есть вода, время есть ветер. Оно ускоряется, когда хочет, замедляется, меняет ход, возвращается назад, скачет вперед! Оно закручивается спиралью, петляет, хрипит и покашливает будущим, заглатывает ваше прошлое, опорожняет сфинктеры в озеро. А почему бы нет? Времени столько же, сколько дышащих существ, сколько скоростей!
Как и мой брат, я обладаю некими способностями в аэрофизике. Каждый из нас, как вам известно, деформирует вокруг себя пространство и протяженность времени. Просачивающийся в башню ветер чуть заметно выгнулся, и меня это заинтриговало. У каждого из нас своя эмоциональная скорость, свой пищеварительный ритм, свои порывы и стремительность. За две декады непрерывного внимания становится возможным почувствовать, как течет вода и кровь в телах тех, кто сюда захаживает, ощутить втянутый и выброшенный назад в пространство воздух, угадать узлы, сплетения. Я имею в виду в ткани воздуха. Я иногда использую эти возможности.
Густое одиночество растекалось от него во все стороны. И хоть это и было одиночество широкое и созидательное, оно пропитывало стены Аэробашни, забивало все щели. То было редкое одиночество, присущее тем, чья способность порождать новое хранит их от опустошения, кто не нуждается в ином космосе, кроме того, что разворачивается их собственным умом посредством поиска и открытий, благодаря чему Нэ Джеркка день за днем отодвигал от себя своим упорным ростом заточение, всегда остававшееся возможным.
«Проживай каждый миг, будто он последний». Взволнованный и потрясенный, я поставил книгу на место и, дрожа, вынул из стенки вторую. Судя по стилю, она принадлежала тому же автору:
«Проживай каждый миг, будто он первый».
Стать его другом не составляло большого труда, но для того, чтобы оставаться его другом, необходимо было безустанно удивлять трубадура, на чем он настаивал, сам того не замечая.
Ветер — первичная форма вселенной, а четыре известных нам элемента природы — не более чем классификация его форм, к тому же в весьма вольной интерпретации. Огонь, например, происходит из стеши. А вода — замедленная и загустевшая форма ветра. Отличает их друг от друга главным образом степень сжатия потока, от которой зависит вибрационная мощность молекул, внутренняя топология циркуляции и, разумеется, скорость. Но опустим все это, чтобы не забираться в ветрологические дебри.
Он показал нам, что единственная трасса, которая стоит того, чтобы по ней идти, — та, которую создаем мы сами, когда находимся на грани собственных возможностей.